Она за несколько часов узнала то, на что мне понадобилось полгода. Могло быть и хуже.
— Ты подумаешь?
Мы гуляли по городу целый день. Мимо чистых скверов, припорошенных снегом машин, высоких светящихся небоскребов, уютных кафе, магазинов. И разговаривали. Когда первичный шок схлынул, вопросов появилось бессчетное множество, и на каждый маме хотелось знать ответ. Как я хожу на работу, сколько зарабатываю, дорого ли здесь жить, действительно ли люди забывают, откуда пришли и правда ли, что никто ничего не помнит о детях?
— Правда, мам. Правда. Но они от этого не страдают. Нельзя сожалеть о том, чего не помнишь.
Еще дома, перед тем, как прыгать, я коснулась маминого сознания, закладывая новую установку — помнить все, невзирая на изменение обстановки; я не могла допустить того, чтобы она забыла. Меня, дом, свой мир… Сколько на это требовалось времени другим людям, я не знала, но рисковать не собиралась.
И теперь, уже под вечер, уставшие от прогулок, мы сидели в маленьком кафе на первом этаже «Сферы». В белых фарфоровых кружках поблескивал чай. Мама рассматривала серебряную ложку; ее брови хмурились.
— Дин… тебе легко спрашивать. Дай мне время. Для тебя прошли месяцы, а для меня ты еще два дня назад ходила в офис на работу.
— Я понимаю.
— А теперь ты говоришь — переезжай. Это ведь даже не другой город, не другая страна. — Она беспомощно посмотрела на меня, и в ее глазах отразились сияющие вывески бутиков, окружающие обеденный зал. — Это все просто невероятно, дочь… как в фильме.
К концу дня она уже устала удивляться, но все еще качала головой, будто неспособная до конца осознать, принять, поверить.
— У тебя хороший дом, шикарный просто. Мы о таких и мечтать в свое время не могли, только если где на Западе жить. И подруга хорошая, мне понравилась, она отлично готовит.
Топот ног вокруг, голоса покупателей, мелодичная трель чьего-то мобильника.
— Надо же… ты здесь работаешь. И не стареешь; никто не стареет. Неужели такое возможно? Если бы наши узнали сюда дорогу, то проложили дорогу из трупов, лишь бы попасть в такое место.
Я кивнула, узнавая собственные мысли полугодичной давности.
Точно. Многие бы заплатили миллионы, чтобы я их сюда перенесла.
— Вот поэтому на мне и лежал запрет на разговоры.
— А теперь не лежит?
— Нет, мам. Теперь… (я другая) … теперь не лежит.
— И ты транспортируешь этих ребят — своих коллег, которые выполняют разные задания, туда, куда они скажут?
— Да.
— Они как работники ФСБ?
— Не совсем.
— А это не опасно?
Да.
— Нет.
— Полгода… Динка… Не верится. Полгода ты живешь здесь, и ведь я верю тебе. А для меня прошло всего-ничего… А парень? У тебя здесь есть парень?
Я смутилась.
— Есть мам.
Ее лицо просветлело, но затем на лбу собралась складочка.
— Дочь, а дети? Ты говоришь, что у вас здесь не может быть детей?
— Я ведь больше не обычная, мам… Я могу вернуться в наш мир и забеременеть. В любое время.
Она улыбнулась, глядя на меня, расслабилась.
— Ты стала такой взрослой,… А я только вчера об этом думала, что что-то изменилось в твоих глазах. Мудрыми они стали. А знаешь, я ведь всегда хотела вот так…
Мама с восторгом оглядела торговый центр.
— Как?
— Научиться чему-нибудь необычному. Я ведь читала об этом, но никогда не верила.
— Никто не верит. В этом и проблема.
— А ты теперь раз, и тут! Когда хочешь, где хочешь… безо всяких билетов… Не то, что я со своей Турцией.
Наконец-то, в тебе проснулась радость. Это хороший знак.
— И не говори. Тебя дома…
— Дин, а тут продают напитки покрепче?
Опа!
— …отчим не потеряет?
— Да пусть меня ради такого дня хоть кто потеряет! — И она впервые с тех пор, как шагнула в мир Уровней, рассмеялась. — Закажи нам что-нибудь, и покажи мне уже, что здесь продают!
Все. Теперь она стала прежней — знакомой, родной, лучащейся довольством. Шок прошел, и я впервые за долгий день расслабилась сама. Ничто не могло увлечь маму настолько же сильно, как шопинг, а мы находились в одном из самых роскошных для подобного времяпровождения месте. И спустя десять минут, стояли у одной из витрин, глядя на пластиковый, изысканно одетый, женский манекен.
— Динка! — С благоговейным шепотом мама указала пальцем на элегантное женское пальто. Черное, с меховой оторочкой и большими стильными пуговицами. — Да, у нас же такое же с руками оторвут!
Я улыбнулась, глядя на хитрое накрашенное пластиковое лицо женщины-куклы, одетой по последней моде.
— А дорогое оно?
Таблички с ценниками стояли у туфлей на высоком каблуке.
— Нет, не особенно. Хочешь, купим его тебе на пробу? Принесем домой, продашь кому-нибудь.
— Ты серьезно?
Как же редко в своей жизни я видела настолько сияющий восторженный взгляд собственной матери. И от этого становилось одновременно светло и грустно.
— Знаешь что? Пойдем и купим все размеры!
В старую квартиру мы ввалились с огромным ворохом пакетов, красными от их тяжести руками и запахом кокосовых коктейлей.
— Вас где это так долго носило? — Анатолий прошлепал с кухни потрепанными тапками на босу ногу и с деревянной лопаткой для жарки в руке. — Время девять вечера, а вас все нет.
— Уже есть, Толенька, уже есть!
Довольно улыбаясь, мама водрузила — нет, не пакеты даже — баулы с блузками, кофтами и драгоценными экземплярами пальто на диван.
— Во, понабрали! На рынке, что ли, были?