Бернарда - Страница 94

От этого воспоминания сознание трепыхнулось; лицо женщины казалось смутно знакомым. Откуда это вернулось и что пыталось этим сказать? А потом в воображении возник мужчина…

Крепкий, одетый в странный серебристый костюм, склонившийся над кем-то. Он не плакал, но излучал такое отчаяние, что мир вокруг него колебался волнами, прогибался в судорогах. Мужчина застыл — на кого он смотрел, что видел? Почему столько силы обратилось в боль? Его мир мог не выдержать, но того это едва ли интересовало…

Почему это осталось во мне, не ушло, не растворилось, не рассеялось, как другие воспоминания? Что-то осталось незавершенным… Вокруг затрепетала разбуженная вспыхнувшими эмоциями сила.

Сияние за спиной перестало привлекать: я еще успею в настоящий дом, но туда я приду позже. Мне что-то нужно срочно закончить. Но что? И какой из этих миров — нужный? Как найти? Как выбрать? Где он?

* * *

Они пришли в Реактор сутки спустя, собрались всем составом практически молча: необходимость поговорить с Начальником повисла тяжелым мечом над каждым. Хотя, о чем говорить? Извиниться за то, чего не изменить и не исправить? Может быть, хотя бы рассказать, облегчить душу или принять в лицо заслуженный укор? Нельзя просто забыть, нельзя не отдать последнюю дань, нельзя не попрощаться. С ней.

Но кабинет Начальника оказался пуст.

Канн, одетый во все черное, качнул головой в сторону коридора. Оставался Сиблинг. К нему в кабинет вошли не спрашивая разрешения.

— Нам бы увидеться с Дрейком.

Джон, оторвавшись от навалившихся на плечи забот, взглянул сначала на Канна, затем обвел хмурым взглядом остальных — мрачных, как туча, молчаливых, придавленных чувством вины. Хорошие люди и отличные бойцы — он не винил их за случившееся. Просто иногда карты ложатся не «за», а «вопреки». Джон знал это так же хорошо, как и Дрейк.

— Нет.

— По какой причине ты отказываешь нам? — угрюмо спросил Рен.

Молчаливо ждали ответа и остальные: ссутуливший широкие плечи Дэйн, не побрившийся с утра Мак, с залегшими под глазами тенями Халк, упрямо сжавший губы Дэлл, смотрящий исподлобья Баал, Хантер, Лагерфельд, Логан… все они застыли напротив с мрачным выражением на лицах.

Джон сложил руки на груди и какое-то время молчал.

— Дрейк занят. Он в лаборатории.

— Тогда… — Лагерфельд сглотнул (слова давались сложно), — …мы могли бы попрощаться с Бернардой?

И снова Сиблинг покачал головой.

— Нет.

— Почему? — сдерживая негодование, спросил Баал. — Мы имеем право попрощаться…

— Она тоже в лаборатории.

Светлые брови Дэйна удивленно приподнялись.

— Что он там делает с ней? Ты же сказал, что…

Эльконто не хотел повторять слово «умерла», которое каждый раз будто раскаленным прутом прижигало уставшее от боли сердце.

— Да, она умерла. И я не знаю, что он там делает, — медленно выговорил утомившийся за последние сутки Джон, в глазах его застыло странное выражение. — Видит Бог, я не знаю. Но я точно знаю, что Дрейк приказал не отвлекать его ни при каких условиях. Поэтому вам лучше уйти. Что бы он там ни пытался сделать, лучше сейчас не приближаться к тем дверям.

И, заметив промелькнувший на лицах отряда слабый луч надежды, покачал головой.

— Я бы не рассчитывал на чудо. Не надо. Дрейк не в себе… просто оставьте его наедине пока. И помолитесь, чтобы, когда он выйдет оттуда, мир не рухнул.

Джон достал из пачки сигарету, прикурил, бросил зажигалку на стол и отвернулся к окну. Непривычно нервный. Даже растерянный.

И это пугало.

Они уходили еще более подавленные, чем пришли сюда, с ощущением того, что мир сдвинулся. И проблема была куда шире, чем гибель одного единственного человека — содрогнулась основополагающая ось, и накренилось все, что прилегало к ней.

Десять человек покинули кабинет с неосязаемым чувством, что наблюдают невидимое, но неотвратимое начало конца.

Какое-то время Баал шел по коридору следом за остальными, но потом вдруг развернулся и направился назад. Толкнул дверь и вошел в кабинет, где под потолком сизыми слоями плавал сигаретный дым.

— Джон!

Тот повернулся; зашуршала серебристая куртка, в серо-зеленых глазах застыло, как тина на поверхности пруда, непонятное тоскливое выражение.

— Да?

— А Уровень «F», что случилось с ним?

— Его больше нет.

— Как нет? Совсем?

— Да, совсем. Дрейк уничтожил его. Полностью, — не дожидаясь очевидных вопросов, Сиблинг добавил: — Андариэль, Ирэна и другие, кто еще был жив, погибли. Уровень был дематериализован.

— Что это значит?

Сиблинг помолчал. Затянулся, выпустил дым, глядя куда-то вдаль.

— Это страшная смерть даже для неодушевленных объектов, Баал. И еще страшнее для живых. Это то, когда пространство распадается на части перед твоими глазами, включая твое тело и сознание. Это больно. Даже больше, чем больно: это короткий ад перед тем, как сгинуть навсегда без права на… Это сложно очень. Я не буду вдаваться в детали.

Регносцирос застыл, не в силах разобраться, является ли его ответное чувство на эти слова сожалением или же удовлетворением. Да, когда-то он любил инженера-генетика Ирэну Валий, даже не ее, а скорее свою мечту, любил то, какой Ирэна могла бы быть, но никогда не стала. Он любил иллюзорный, созданный собственным воображением фантом, который теперь погиб вместе с физической оболочкой. Нет, он погиб раньше, гораздо раньше, развенчался в тот вечер, когда Бернарда извлекла из его тела душевную боль, навеянную ложными иллюзиями и желанием видеть то, чего не было на самом деле.