Бернарда - Страница 91

24 секунды.

Группа столпилась у указанной стены. Усилием воли отрезав от себя их эмоции (стой они ближе ко мне, ничего бы не вышло) и не глядя на лица, я медленно скрутила в сознании поток, усилила его, влив все то, что смогла вобрать из воздуха, и направила на отряд — золотая мерцающая сеть тут же вспыхнула вокруг мужчин, делаясь с каждый секундой все прочнее. Иллюзия… Да, пусть иллюзия, но я верила в нее. Это будет сеть, прочная сеть, которую ничто и никто не сможет прошибить. Она не пропустит внутрь ни единого обломка или осколка, она не позволит нанести телам ни единого повреждения, она идеально защитит всех, кто внутри.

Еще света… еще больше энергии, усилить поток, скрутить структуру, уплотнить сияние…

17 секунд.

Утекающие секунды больше не пугали. Все будут спасены. Не замечая того, что собственное тело с каждой секундой слабеет, я продолжала излучать сияние — все голоса и звуки отдалились, по шее потекли струйки пота. Теперь щит мерцал вокруг отряда красивым золотым светом, поглотив синеву, льющуюся от столбов. Осталось немного… осталось чуть-чуть…. Хорошо, если бы я была между ними, но я была слишком неопытной, чтобы работать под влиянием чужих фонов, тем более таких сильных, как теперь.

9 секунд.

Структура почти завершена. Теперь она совершенна и закрывает отряд, словно шар со всех сторон, включая ноги. Такая продержится не менее двадцати минут, пропустит внутрь воздух, но не пропустит ничто иное, потому что так решила я и тот, кто внутри меня.

Ноги дрожали так, словно я не ела несколько суток. Тело шаталось. Шар был завершен.

6 секунд.

Они смотрели на меня в ожидании чего-то. Я стояла не двигаясь: энергия полностью иссякла, такой пустой я еще не была никогда — высушенная оболочка, пересохший источник, потухшая искра. Обидно, что меня немного не хватило… На себя. На мгновенье стало горько и пусто внутри.

5 секунд.

Лицо Баала вдруг перекосилось, и он кинулся на щит, пытаясь его пробить с внутренней стороны — сияние поглотило его крики. Я мягко улыбнулась: нет, друг, себя я спасти уже не смогу. Пришлось выбирать между собой и вами. Дрейк, наверное, смог бы сделать что-то другое, а я нет. А тебе не выбраться изнутри… И тебе тоже, Канн…

4 секунды.

Они, осознав, что сейчас произойдет, все пытались и пытались, били выстроенную мной субстанцию с обратной стороны теперь уже все вместе. Нет, вам суждено выжить. Мне, как не жаль, наверное, нет.

3 секунды.

В их лица было слишком тяжело смотреть, поэтому я отвернулась. Перед глазами возникло лицо Дрейка — и сердце кольнула тоска. Ты прости меня, ладно? Надеюсь, я была хорошей ученицей. И я люблю тебя, никогда не грусти без меня. Обещай, что никогда не будешь грустить.

2 секунды.

Они кидались на щит грудью, царапали, пытались порвать… По щекам Дэйна, который бил по нему кулаками, текли слезы. Чужая боль ранила сильнее собственной: не так страшно уходить, как плакать по кому-то тем, кто останется.

И, мам… ты прости, что я не успела вернуться домой. Я очень хотела. Я больше всех тебя люблю.

1 секунда.

Как сильно трясутся руки, как страшно. Жаль, что я много чего не успела…

Взрыв.

Дрейк закричал.

Он почувствовал то, что случилось, быстрее, чем понял, что произошло. Стоя посреди кабинета, он содрогнулся от боли в сердце, будто кто-то всадил в его центр стальной прут. И только потом, тяжело дыша, осознал.

Осознал.

Первым страшным моментом для Лагерфельда был тот, когда он смотрел в ее лицо. В отрешенное, усталое, перемазанное пылью лицо одиноко стоящей посреди комнаты девушки — и понимал, что ничем не может ей помочь, когда она, отгородив их от опасности, осталась там, за пределами спасительного щита. Никогда — ни до, ни после этого момента — Стив не чувствовал себя так же плохо, как в те последние секунды. Доктор был привычен смотреть, как умирают безнадежные пациенты, но к тому, как добровольно умирает его совершенно здоровый друг, он не смог бы привыкнуть никогда. Ни привыкнуть, ни смириться. Нет, он не бил по щиту, в отличие от Баала, понимая, что это бесполезно, но он чувствовал, что часть его умрет там же, вместе с ней.

Взрыв запомнился как сон, и стал вторым самым страшным моментом. В сферу полетели обломки, пыль и куски стен, смешанные с жаром. И тогда он, ни живой и ни мертвый, закрыл глаза. Не потому что боялся погибнуть, а потому что боялся после такого остаться в живых.

Третьим кошмарным воспоминанием стало лицо Дрейка, появившегося у сферы, едва пыль начала оседать. Страшное лицо, посеревшее, не выражающее абсолютно ничего. Начальник осунулся, погас изнутри и теперь смотрел ни них, словно спрашивая, как же такое могло случиться? А они не смели посмотреть друг на друга, стоя на единственном уцелевшем под ногами куске бетона.

Затем Дрейк поднял руку, на секунду застыл, будто любуясь светящимся шаром, и довершил неуловимое движение ладонью — сфера начала таять. Начальник развернулся и пошел прочь, так и не сказав ни слова.

Баал тут же рванулся следом, но сразу несколько рук удержали его; от рывка униформа треснула на плече.

— Не смей! Нельзя за ним сейчас, Баал! — прохрипел Лагерфельд.

Регносцирос рычал и бился, словно раненый волк.

— Она, может быть, еще жива!

— Если так, то никто не поможет ей лучше него, — слова застревали в горле доктора. — А если нет…

Он не стал говорить, что после такого взрыва шансов не было.

Баал взвыл, в последний раз рванулся, затем затих и медленно осел на колени.

Через секунду, чередуясь со вспышками света, на «F» начали прибывать машины Комиссии.