Бернарда - Страница 55

Она будет жить в одной квартире с мамой, будет ходить в магазин на углу.

Пока я рассматривала двойника, в лаборатории, наравне с символами, перемещающимися в воздухе, потекли голосовые команды.

— Точка памяти Б6 — изменить. Отрезок Б1А — В2 стереть полностью.

Значит уже скоро, раз начали программировать память.

Уже скоро это «нечто», этот чужой из ящика, сделанный из моей собственной кожи, откроет глаза и скажет маме «Привет!» (моей маме…) Уже скоро она сядет на одну из лавочек в сквере, чтобы подумать, как подыскать новую (денежную, потому что об этом позаботился Дрейк) работу.

— …поставить узел на линию НН918. От него протянуть параллель до сплетения UC…

А еще через месяц она будет наряжать старенькими пыльными игрушками новогоднюю елку, украшать ее гирляндой, в которой не горит четыре лампочки. А мама будет сетовать на то, что излишки мишуры снова закрывают ветки и в чем же тогда смысл ставить живую елку?

— …добавить узлы на отрезки NC64 и NV28, свести риски возникновения непредвиденных ситуаций к минимуму.

О чем они говорили? Какие риски уменьшали? Того, что однажды на улице она пропустит суженого, пройдет мимо, не обратив внимания на принудительно указанного в линии судьбы человека? Что не прочтет нужного объявления о работе, в связи с чем не последует плану Великого Дрейка?

Нет, конечно, рисков быть не должно. Зачем риски?

Если их оставить, то как же быть уверенным в счастливом будущем? Все должно быть известно заранее, все должно быть прекрасно и солнечно. Радужно и предопределено.

Как же это все здорово и как паршиво.

Для меня, но не для нее. Ведь плавающая в ящике с развевающимися волосами девушка никогда не узнает о том, кто она такая. Не узнает о том, что она «ненастоящая», что она — вообще не человек. Кукла… Паршивка, пришедшая на все готовое, чтобы прожить счастливую жизнь.

Меня определенно несло не в том направлении, но я едва ли могла остановить этот процесс. Равно как и контролировать его. Злость росла при каждом взгляде на клона, ощущение надвигающейся беды стало невыносимым.

Люди в халатах не обращали на меня внимания, они были заняты созданием очередного «шедевра». Информация продолжала сочиться во всех направлениях. Клон с каждой секундой приобретал память и приближался к стадии «готово к использованию».

Я же поняла, что больше не могу этого выносить. Не могу и не хочу. Все неправильно! Не так, как должно быть, в корне неверно.

Злясь на себя саму и всех вокруг, я заметалась по лаборатории, не зная, что предпринять, но чувствуя, что должна каким-то образом предотвратить совершающуюся ошибку. Самую большую ошибку собственной жизни.

Экраны с изображением трехмерного тела, неумолимо бегущий к отметке в сто процентов прогресс, равнодушные глаза докторов, упершиеся в непонятные графики, будто неслышно вещающие: «Уже скоро, Дина… Скоро ты навсегда уйдешь из своей жизни…»

— Хватит! — вдруг закричала я. — Остановитесь!

Подбежала к стеклянному ящику и стукнула по его стенке ладонью, краем сознания замечая, что по щекам покатились горячие тяжелые слезы.

— Остановите это все! Я не хочу! Я передумала!!!

Несколько голов повернулось в мою сторону. В глазах застыло равнодушное удивление, смешанное с каплей досады от того, что кто-то посмел вмешаться в ладно идущий процесс.

— Хватит! Хватит! Хватит!

Моя ладонь колотила о стекло, заставляя его дрожать и вибрировать.

— Остановитесь!!!

Кто-то переглянулся, кто-то посмотрел на верхний балкон, откуда из отдельного изолированного кабинета руководил действиями лаборантов Начальник.

Стекло вытерпело еще несколько жестких, полных ненависти ударов, прежде чем из динамиков раздался голос Дрейка:

— Деактивировать процесс.

По залу прокатился гул удивления. Ведь клон был практически готов… Оставалось лишь несколько минут, после чего проект можно было считать успешно завершенным. Несколько роковых минут, способных навсегда лишить меня собственной семьи.

Содрогаясь от рыданий, с саднящей от боли ладонью, я медленно опустилась на холодный мраморный пол, спиной к равнодушному, плавающему в желтоватой субстанции двойнику.

— Не надо… Не продолжайте. Я не хочу, пожалуйста, не хочу…

Я продолжала плакать и тогда, когда рука в серебристой перчатке, отняла мои скрюченные пальцы от лица.

— Пойдем.

— Дрейк, прости… Я не могу. Не могу. Не могу. Не могу… Я не хочу, чтобы она заняла мое место, не хочу навсегда лишиться мамы. Не могу, слышишь? Не могу!!!

Он был мягок.

Удивительно мягок с тем, кто посмел только что нарушить почти завершенный процесс и с кем случился внезапный истерический припадок. Аккуратно потянул на себя, поднял на ноги и увлек прочь от ненавистного футляра с безжизненной, так и не открывшей на моей памяти глаза лже-Диной.

Подрагивало в такт нервным пальцам темное вино в бокале.

Причудливо переплелись на столе тени от торшера. Пустовало в углу мягкое кресло, терпеливо поглядывая на хозяина, стоящего у кухонной стойки.

Вино терпко разливалось на языке, а скользнув в горло, оставляло после себя аромат специй и зрелого винограда; глаза напротив смотрели с пониманием, а мой голос противно дрожал от прочно засевшего в горле чувства вины.

— Я что-нибудь придумаю… Обязательно придумаю. Только чтобы по-другому, без клона. Ты прости, что я не сразу это поняла.

Дрейк покачал головой.

— Иногда, чтобы осознать, какое решение является верным, нужно сначала принять неверное. Но какое бы ты ни приняла, никому не позволяй осуждать себя за него. Если сердце чувствует, что ты поступаешь правильно, следуй выбранным путем, чего бы это ни стоило. И будь добра к самой себе даже тогда, когда что-то получается не сразу.