Я не помню, как оказалась на кровати. Нагая, пылающая, освобожденная от врезающихся в промежность трусиков. Дрейк прижимал сверху. Без рубашки, но все еще в брюках. Я целовала его, ласкала, гладила, притягивала к себе как можно ближе. Пусть будет еще теснее, еще тяжелее, еще жарче…
На короткий момент он приостановился, чтобы снять штаны и отбросить их в сторону. Следом за брюками последовала и последняя, скрывавшая от глаз набухший член, часть одежды. И впервые я смогла увидеть собственного Начальника, а теперь собственного мужчину обнаженным.
Какое же крепкое и красивое тело все это время скрывала серебристая форма… Боже… Грудь и плечи бугрились мышцами, не перекачанными, но жесткими и сильными, как у атлета. Четкий, прорисованный пресс… А ниже… я судорожно втянула воздух и закрыла глаза, как довольная кошка. В какой-то мере я боялась разочароваться, а теперь была полностью счастлива оттого, что мне это не удалось.
О, да! Спасибо, Господи… Все лучше, чем в самых смелых ожиданиях.
Горячая ладонь зарылась мне в волосы, новый властный поцелуй смел обрывки мыслей. Разведенные в сторону ноги обхватили мускулистые бедра, стараясь подтолкнуть их ближе. Пустота внутри сделалась мучительной, избыток влаги стекал на одеяло.
— Пожалуйста…
— Ди, посмотри на меня.
Любимое знакомое до последней черточки лицо было так близко, что я могла потереться о жесткий подбородок.
— Что со мной творится, Дрейк?
Я сгорала, лежа под ним, извивалась в изнеможении, мучительно требовала, жаждала секса.
— Я… я веду себя, как кошка весной.
— Ты просто реагируешь на своего мужчину. Это нормально. — Он нежно коснулся моих приоткрытых губ и медленно завел мои руки за голову.
— Нет… не надо… не делай так…
Это делало беззащитной, возбуждало, снова и снова заставляло поскуливать от удовольствия и собственной беспомощности.
— Научись верить мне. Полностью.
Тяжелое тело впечатывало в матрас, но хотелось большего. Той части, что должна была досложить пазл, довершить комплект, закончить начатое.
— Ты меня мучаешь, подчиняешь… психологически…
— Нет, Ди… Я тебя присваиваю. Как женщину.
По телу прошла спазматическая волна, почти судорога. Жесткий горячий орган прижался к чувствительному влажному входу и застыл, не скользнув внутрь. Я всхлипнула и подалась бедрами вперед, но Дрейк не позволил сдвинуться.
— Что значит присваивать?
Поцелуй. Еще один… мягкий, почти успокаивающий.
— Это значить учить доверять. Без мыслей. На всех уровнях. Это соединение, Бернарда. Полное отсутствие сопротивления.
— Я так могу?
— Можешь. И хочешь. А теперь просто чувствуй…
Замок из пальцев, сжимающий запястья, сомкнулся плотнее, а после последовало движение, начисто лишившее меня способности думать — толстая горячая головка надавила на вход, и пенис медленными движениями взад-вперед начал проникать внутрь. Я застонала. Мужской рот, накрывший мои губы, впитал в себя этот звук, поглотил его.
Он втискивался, проталкивался, все глубже и глубже, требовательно, нагло, по-мужски, а достигнув самой глубины, на мгновенье остановился. Я извивалась, дрожала, судорожно хватала ртом воздух, превратившись в единый чувствительный комок, сосредоточившийся на том месте, где сейчас находился вторгнувшийся, тесно обхваченный скользкими стенками, орган. Привыкала к нему, расслаблялась, принимала.
— Умница… — Дрейк отпустил мои руки, обхватил ладонями лицо и хрипло прошептал. — Сладкая умница… Шикарная женщина. Невероятная просто…
Я не слышала его слов — они шли куда-то напрямую под кожу. Мои руки снова имели возможность ерошить его волосы, ласкать спину, мять крепкий зад.
Член внутри пришел в движение. Сначала медленно, будто дразня, затем все быстрее, глубже, сильнее…
Комната отеля исчезла. Осталось лишь два тела, сплетенных вместе, соединенные самым главным. Дрейк брал свое — через касания, через движения, через чувства — я отдавала то, что теперь по праву принадлежало ему. Было во всем этом что-то правильное, древнее, мудрое. Он заставлял кричать, царапать ему спину, выгибаться, мять простыни, заламывать руки, наполняя собой. Он брал, предлагая свою защиту. Жесткий снизу, он ласково гладил волосы, нежно сжимал грудь, соски, посасывал губы, проникал языком.
В какой-то момент разделение на двоих исчезло — осталось одно целое. Он был нужен мне там, внутри, так же сильно, как и я ему — принимающая, обхватывающая, горячая. Скольжение перестало иметь направление взад или вперед, оно теперь шло только вверх по нарастающей.
Его плечи сделались влажными, наше дыхание смешалось.
Прикушенная шея, всхлип, стон, низкий рык, сжатые в кулаке волосы…
Когда я взорвалась, то забыла обо всем, что существовало за пределами чувств. Наверное, я кричала, билась, пульсировала в агонии. Помнила только, как он держал, сжимал, успокаивал, а затем рычал, проливаясь внутрь и пульсируя. Скользкий, горячий и тяжелый.
С трудом дыша, Дрейк прижался ко мне лбом и медленно выдохнул. Его плоть все еще вздрагивала внутри, посылая волны удовольствия.
Я закрыла глаза. Изнеможенная. И абсолютно счастливая.
Она лежала под ним мягкая, нежная, без мыслей, всецело заполненная им, и Дрейк не смог бы выразить словами то, что чувствовал. Того, что только что произошло, с ним не случалось никогда. Этот процесс не мог быть назван сексом — это было нечто большее, куда более глубинное, нежели физический акт между мужчиной и женщиной. Это было воссоединение. Именно то, о чем он когда-то мечтал, и то, о чем он заставил себя забыть на долгие годы, проведенные в одиночестве. Дрейк однажды убедил себя, что подобное просто не могло случиться с ним, избравшим свой путь в совершенствовании, пожертвовавшим физическими контактами. Воссоединение требовало близости, оно требовало больше, чем близости — погружения, слияния, сплавления глубинных слоев, проникновения энергий, симбиоз.